Первый полет самолета в Самаре

21 сентября 1910 года из Петербурга в Самару летит телеграмма: «Собирайте аппарат – приготовьте. Выеду в воскресенье (26 сентября). Занимайте другие города. Может, привезу еще аппарат. Ефимов». Но не приезжает – полеты опять переносятся, теперь на октябрь. Товарищество авиации «Новая жизнь» обещало уже не один, а целых три дня полетов. И участие двух пилотов: долгожданного уже Михаила Ефимова и не менее знаменитого военного пилота и обладателя множества рекордов Владимира Лебедева. Полеты состоялись на самой окраине города. Дальняя окраина Самары в 1910 году – ипподром скакового общества – это теперь практически географический центр города: он находился примерно там, где находятся клиники Медуниверситета, в районе пересечения современных улицы Масленникова и Московского шоссе. Итак, на 1, 3 и 5 октября 1910 года в Самаре запланированы дни воздухоплавательного праздника. Город в ожидании. Для оповещения публики о том, состоятся или не состоятся полеты, на каланчах полицейских частей и над городской думой вывешивались флаги: «белый флаг – не летят, синий флаг – сомнительно, желтый флаг – летят». Авиаторы, наконец-то, пожаловали в Самару, и самарцы «получили возможность не на картинках, не на полотне синематографа, а в самой действительности увидеть, как научились «летать» люди». Газеты желали авиаторам хорошей погоды. И опять сложности: сильный порывистый ветер, полеты первого октября отменены. Публика недовольна. Только 03 (16) октября 1910 года Самара увидела полет аэроплана.

Вот каким запомнился этот день нашим землякам: «Погода опять не благоприятствовала полету. Ветер к вечеру не утихал, и клочья облаков неслись по небу с бешеной скоростью. В конце 5-го часа солнце опустилось к горизонту. Еще задолго до того, по непролазной грязи, двигалась к аэродрому местная публика, беспомощно останавливающаяся на перекрестках улиц и площадях окраин. Грязь была страшная: калоши вязнули в этой грязи, и многие из пешеходов несли их в руках. Тянулась длинная лента извозчиков и экипажей. У ангара народа в этот раз немного. Публика сплошной массой обложила весь аэродром и сдерживается цепью солдат и чинами полиции. Перед ангаром В. А. Лебедев в своей белой шапочке, француз-механик, молодая дама – жена авиатора, представители товарищества «Новая Жизнь», несколько лиц из публики и несколько офицеров... Разговор идет общий и касается непостоянства самарской погоды, гибели Мациевича – в комиссии, по расследованию причин которой участвовал Лебедев, риска виражей на ветру – хотя и все присутствующие не претендовали бы, если бы полет не состоялся, но видно было, что полет будет. Авиатор решил лететь…

ОНО СВЕРШИЛОСЬ. В тот миг, когда на западе красным, багряно-красным пламенем прощалось с землей солнце, – туда, к солнцу, навстречу ветру и грозовым облакам отделился и взлетел человек, красивый, смелый и свободный... Что этому предшествовало? Краткие слова команды, стук мотора, свист пропеллера, небольшие дымки бензина... С В. А. Лебедева взяли слово, что он сделает лишь один только круг. И круг был сделан быстро и привычно, хотя с очевидным риском. На повороте, ветер сбоку заметно тряхнул биплан. Авиатор на высоте десятков 2-3 метров (на глаз) пролетел южной стороной аэродрома и, повернув снова, плавно опустился, миновав ангар.

Публика бросилась к нему навстречу. Его поздравляют и благодарят, жмут руки. Упрашивают, так как он желает лететь опять, в этот день не рисковать собой. «Не пущу», – улыбаясь, говорил Лебедеву полицеймейстер В. Критский. «Публика удовлетворена вполне», – слышались голоса. На новом полете настаивала супруга авиатора и один из представителей общества авиации. Но «большинство» победило. Публика действительно была удовлетворена. Когда «Фарман», красиво отделившись от земли, стал резать воздух – и поплыл, шум и гул платной и бесплатной публики перешел даже в какой-то радостный вой. Едва ли авиатор слышал эти аплодисменты и крики из-за стука мотора и ветра. Но биплан опустился. Махали белые платки и всюду виднелись возбужденные и приветственные лица. А он, молодой авиатор, шел к ангару тоже радостный, но спокойный. И нужно было много усилий, чтобы удержать его: он хотел показать толпе, что человечество одержало победу полную, и что еще одна стихия, – воздух – окончательно покорена...». Далее газета «Волжское слово» отмечала: «Взрыв энтузиазма. С дешевых мест, через заборы, с открытых и закрытых трибун побежали люди. Местный денежный туз торопился за мальчиком гимназистом, жена миллионера, запутываясь в юбке «шантеклер», спешила вслед им. Аплодисменты, крики…»

Возвращение зрителей с ипподрома было тяжелым: «У тюрьмы поломанный экипаж извозчика, испортившийся автомобиль, тонущие в грязи вереницы людей. Сзади – победа, человек-птица, здесь печаль утишающих…».

В последующие дни состоялись и полеты Михаила Никифоровича Ефимова. Ветер не позволил ни показать подъем на 1000 метров высоты, ни дальнее воздушное путешествие – перелет в другое селение, ни полеты с пассажирами. К тому же по окончании полета Ефимова, публика вздумала качать пилота. Полицейским пришлось разгонять зрителей плетьми.